Ганелин-Тарасов-Чекасин (free jazz, avangard jazz)

Информация об исполнителях из Литвы
Ответить
Leo125
Сообщения: 1047
Зарегистрирован: 01 дек 2020, 11:04
Откуда: Литва, Вильнюс
Благодарил (а): 295 раз
Поблагодарили: 7863 раза

Ганелин-Тарасов-Чекасин (free jazz, avangard jazz)

Сообщение: # 339Сообщение Leo125 »

Ганелин-Тарасов-Чекасин: воссоединение легендарного джазового трио

01.jpg
01.jpg (43.03 КБ) 3122 просмотра

«…15 февраля 2017 года джазовое Трио Ганелина, известное также как Ганелин-Тарасов-Чекасин, или - коротко - ГТЧ, было удостоено высшей государственной награды Литвы - Национальной премии. Формулировка - "за создание национальной школы литовского джаза". Два дня спустя, в Великокняжеском дворце в Вильнюсе, трио сыграло первый за последние 15 лет и всего лишь третий за последние 30 лет совместный концерт. И премия, и концерт стали кульминацией как истории, так и художественных достижений основанного 45 лет назад великого джазового ансамбля.

Я впервые услышал их музыку в 1977 году на почти случайно попавшей мне в руки первой пластинке трио, изданной Вильнюсским отделением фирмы "Мелодия". Пластинка называлась поначалу непонятным то ли итальянским, то ли латинским музыкальным термином Con Anima ("С душой"). На красном фоне обложки красовался супрематический треугольник и необычно звучащие имена V. Ganelinas, V. Čekasinas и V. Tarasovas. А музыка…

02.jpg
02.jpg (25.62 КБ) 3122 просмотра
С этой пластинки с казавшимся поначалу загадочным названием начиналось для большинства меломанов знакомство с музыкой трио.

Музыка казалась пришельцем из другого мира. Даже для искушенного любителя рок-авангарда и джазового экспериментаторства она выходила на совершенно иные, неслыханные ни в Европе, ни в США эстетические горизонты, абсолютно немыслимые в подцензурной советской культурной реальности.

Немного истории

Вячеслав Ганелин, уроженец Подмосковья, переехал с родителями в Вильнюс в 1951 году в возрасте семи лет. Он закончил Вильнюсскую консерваторию и с конца 60-х, работая заведующим музыкальной частью Вильнюсского Русского драмтеатра, параллельно стал - поначалу в качестве самодеятельного музыканта - играть джаз.

В 1969 году к нему присоединился переехавший в Вильнюс из Архангельска молодой барабанщик Владимир Тарасов. Джазовая активность, угнетенная в 50-е и в начале 60-х жестким цензурным прессом, к концу десятилетия стала оживать - джаз виделся советским идеологическим начальством более спокойной и менее скандальной альтернативой начинавшемуся рок-нашествию.

Ганелин с Тарасовым активно ездили по расплодившимся в стране, как грибы, джазовым фестивалям, и в 1971 году на одном из них, в Свердловске, услышали тамошнего саксофониста, выпускника Свердловской консерватории Владимира Чекасина.

Никаких материальных благ своему новому партнеру в литовской столице Ганелин с Тарасовым предложить не могли, но Чекасин, не задумываясь, ринулся в новую жизнь.

1971_1972.jpg
1971_1972.jpg (74.98 КБ) 3122 просмотра

Мягкая, импрессионистически лиричная фортепианная манера и нестандартное композиционное мышление Ганелина, на которые накладывались яркий, в высшей степени эмоциональный, нередко яростный саксофонный стиль Чекасина и причудливая, невероятно изобретательная и выходящая далеко за традиционный джазовый ритм перкуссивная орнаментация Тарасова, породили уникальный музыкальный язык трио.

Их живые выступления и записи представляли собой масштабные - для отделения концерта или для пластинки - многочастные композиции со сменой тем, темпа, ритма и настроения. Но не поддающийся определению стиль и музыкальный язык трио оставались мгновенно узнаваемыми.

Не изменяли они и принципу названия своих программ итальянской музыкальной терминологией: Concerto Grosso, Poi Segue, Ancora Da Capo

Основные композиционные блоки были лишь структурной основой для развернутых импровизаций. Возникающая музыка имела мало общего и с привычной формулой тема-импровизация-тема традиционного джаза, и с воцарившейся в 70-х годах в самых радикальных авангардных джазовых кругах спонтанной свободной импровизацией, отбросившей и мелодию, и гармонию, и ритм.

В то же время в них слышались отзвуки и устремленного в духовные выси джаза Джона Колтрейна, и раскованного полиритмичного языка The Art Ensemble of Chicago, и сложной композиционно-импровизационной структуры Сесила Тейлора.

Иногда они выходили и из-за пределов чистой музыки и вносили в свои программы элементы концептуального действа, театра, перформанса.

03.jpg
03.jpg (44.65 КБ) 3122 просмотра
Вспоминая молодость - перед фотографией с джазового фестиваля Бирштонас-1984

И в то же время в них были и глубина, и нравственный поиск высокой русской культуры: от Достоевского до Стравинского.

"Мы любим трио Ганелина!"

Несмотря на сложность и нестандартность музыки, трио Ганелина быстро стало завоевывать известность и популярность в кругах диссидентствующей культурной общественности не только Литвы, но и всего Советского Союза - во всяком случае, обеих столиц и некоторых других крупных городов.

Трудно переоценить ту роль, которую ГТЧ играли не только в джазовой, не только в музыкальной, но и в общекультурной жизни позднего СССР в 70-80-е годы. Каждое их появление на ленинградском фестивале "Осенние ритмы" - а только для них бессменный арт-директор фестиваля Владимир Фейертаг делал исключения, приглашая трио играть каждый год, - превращалось в крупное культурное событие. На него собиралась вся нонконформистская общественность: писатели, художники, рок-музыканты.

Такому признанию и всеобщей любви способствовали и широкие, выходящие далеко за джаз связи самих музыкантов. Отражение этой любви - картина московского художника-нонконформиста Эдуарда Гороховского "Мы любим трио Ганелина".

04.jpg
04.jpg (46.59 КБ) 3122 просмотра
Работа Эдуарда Гороховского прекрасно отражает те чувства, которые интеллигенция 80-х питала к трио и их музыке

Чекасин активно вписывался в рок-мир, играя и записываясь с Сергеем Курехиным и Борисом Гребенщиковым, появляясь на сцене в составе и "Популярной механики", и "Аквариума". Соответственно, продвинутая часть рок-аудитории считала своим долгом попасть на концерты трио.

Тарасов вовсю дружил c московскими и ленинградскими художниками-нонконформистами. В друзьях у него и у трио были все звезды художественного андеграунда обеих столиц: Илья Кабаков, Дмитрий Пригов, Владлен Гаврильчик, Анатолий Белкин, Сергей Ковальский.

05.jpg
05.jpg (47.71 КБ) 3122 просмотра
Триптих ленинградского нонконформистского художника Сергея Ковальского "Concerto Grosso. Ганелин-Тарасов-Чекасин"

При том, что сами ГТЧ по статусу своему ни к андеграунду, ни к нонконформизму не относились. Ганелин, как уже было сказано, работал в Вильнюсском Русском драмтеатре и был членом Союза композиторов, Чекасин преподавал в Литовской музыкальной академии, а Тарасов работал в симфоническом оркестре Государственной филармонии Литовской ССР. Какое уж тут подполье!

Положение ГТЧ в советской культуре (со скидками на меньшую по сравнению с театром и кино популярность джаза) можно сравнить с положением Андрея Тарковского или Театра на Таганке - эдакая витрина дозволенной художественной свободы в СССР. Даже проблемы были во многом общими. Как фильмы Тарковского или спектакли Любимова, пластинки ГТЧ с трудом продирались сквозь придирчивые худсоветы. Известно ставшее в джазовой среде апокрифом высказывание директора фирмы "Мелодия", зарубившее на несколько лет выпуск второй пластинки трио Concerto Grosso: "Не хватало нам еще и по авангарду быть впереди Запада!"

Интересно, что неприятие ГТЧ со стороны официоза разделяли многие их более традиционно настроенные коллеги по джазовому цеху. Наиболее характерным можно назвать мнение известного трубача и джазового композитора Германа Лукъянова, считавшего ГТЧ не более чем "музыкальными эксцентриками". Приходилось слышать и более жесткие упреки - вплоть да шарлатанства.

Выход на Запад

Несмотря на пресловутый и столь подозрительный в СССР ярлык "авангард", высокая профессиональная квалификация музыкантов трио и относительная - по сравнению с остальной страной - мягкость культурных властей Прибалтики сделали ГТЧ довольно рано "выездными".

В 1980 году, вслед за неизбежной для любого советского артиста "проверкой" странами соцлагеря, трио отправилось на один из самых престижных европейских фестивалей - Jazztage (Джазовые дни) в Западном Берлине. "...Самый необузданный и в то же время самый организованный и профессиональный фри-джаз, который мне когда бы то ни было доводилось слышать..." - так отозвался об их выступлении на фестивале патриарх европейской джазовой критики Йоахим-Эрнст Берендт.

Практически в то же время в Лондоне, ведущий джазовых программ на Русской службе Би-би-си Леонид (Лео) Фейгин (в эфир он выходил под именем Алексей Леонидов), воодушевленный невероятным всплеском джазовой активности и креативности на бывшей родине, решил сделать эту музыку доступной широкой джазовой общественности на Западе.

Он основал свою небольшую фирму грамзаписи Leo Records, и одним из первых ее релизов стала пластинка Live in East Germany (1980) - запись концерта трио в Восточном Берлине. С тех пор на несколько десятилетий Leo Records стала "британским домом советского джаза" - точно так же, как несколько ранее издававшее Набокова, Бродского, Аксенова и других неподцензурных русских писателей издательство Ardis в Мичигане стало "американским домом русской литературы".

06.jpg
06.jpg (51.63 КБ) 3122 просмотра

Практически каждый год Leo Records выпускала по пластинке трио, предусмотрительно снабжая их осторожной надписью: "Музыканты не несут ответственности за публикацию этих записей", которая должна была оградить музыкантов от возможного преследования за "несанкционированные" издания на Западе.

Как бы то ни было, но такая "партизанская" деятельность никаких проблем у музыкантов трио не вызывала. Они успешно выступали по стране, их пластинки издавала фирма "Мелодия", и их выпускали играть на Запад - вплоть до Британии и США.

Внутренние конфликты и распад

Успех не мог скрыть нарастающие внутри трио конфликты. Слишком сильными и яркими были все три творческие индивидуальности. У каждого были свои собственные представления о музыке и манере ее исполнения, и чем дальше, тем более они проявлялись. Разногласия вели к увеличению активности за пределами трио - особенно у Чекасина - что, в свою очередь, вело к еще большему размыванию казавшегося ранее нерасторжимым единства.

В 1987 году Ганелин принял решение эмигрировать в Израиль. Трио практически прекратило свое существование. Разлад был настолько велик, что когда два года спустя, в перестроечном 89-м, на фестиваль Soviet Avant Jazz в Цюрих приехали все трое музыкантов, совместный концерт трио был невозможен - каждый выступал со своей программой.

За минувшие с тех пор три десятилетия у всех троих сложилась вполне убедительная собственная музыкальная судьба.

Ганелин преподавал в консерватории в Израиле, писал киномузыку и выступал как соло, так и с разнообразными дуэтами и трио, которые - что сильно запутывало неискушенную в тонкостях личных отношений публику и критику - также назывались "Трио Ганелина".

Тарасов создал свой оркестр, выступал и записывался со звездами концептуализма Приговым, Кабаковым и Рубинштейном, много играл с американскими музыкантами: барабанщиком Эндрю Сириллом, саксофонистами Энтони Брэкстоном и Ларри Оксом. Особая сторона его творчества - мультимедийные инсталляции и перформансы, благодаря которым он укрепил свою репутацию не только музыканта, но и художника.

Чекасин раньше других начал свою собственную музыкальную деятельность. Он первым в советском джазе еще в самом начале 80-х пошел по пути театрализации своих представлений, и именно в его составах учился принципу грандиозных синтетических шоу будущий создатель "Популярной механики" Сергей Курехин. И его не миновало кино: именно инструментальным голосом Чекасина играет Петр Мамонов - исполнитель главной роли саксофониста-алкоголика в фильме Павла Лунгина "Такси блюз".

За 30 лет трио дало считанные - буквально два-три - совместных концерта, каждый из которых был приурочен к какому-то важному, как правило немузыкальному, событию. Самый известный из них - на Книжной ярмарке во Франкфурте в 2002 году, когда Литва была главной гостьей ярмарки, и неугомонный Тарасов сумел убедить власти страны включить в культурную программу и легендарное трио.

Национальная премия за национальную школу

07.jpg
07.jpg (31.18 КБ) 3122 просмотра
На присуждении премии. Владимир Тарасов с политиком и бывшим профессором Вильнюсской консерватории Витаутасом Ландсбергисом

В формулировке, с которой трио получило главную премию Литвы - "за создание национальной школы литовского джаза", есть свой глубокий смысл. Именно оказавшиеся волею судеб в Литве двое русских и один еврей оказали решающее влияние на формирование в стране собственного самобытного джаза.

Сегодня небольшая Литва может уверенно соперничать со многими странами Европы и по количеству джазовых фестивалей, и по числу музыкантов, и по их уровню, и по известности за пределами страны. Практически все признанные лидеры современного литовского джаза: Петрас Вишняускас, Витаутас Лабутис, Гедиминас Лауринявичус, Аркадий Готесман, Леонид Шинкаренко, Неда Малунавичюте, Людас Моцкунас и многие другие в той или иной степени, чаще непосредственно, - ученики и последователи Ганелина, Тарасова и Чекасина.

08.jpg
08.jpg (56.62 КБ) 3122 просмотра
Вячеслав Ганелин с дипломом и медалью Национальной премии Литвы

Неслучайно почти все они, как один, пришли в Великокняжеский дворец Вильнюса 17 февраля, чтобы отдать должное своим учителям и наставникам.

"Руки чешутся"

Именно так - "руки чешутся" - описывал свое состояние перед первым за многие-многие годы совместным концертом Владимир Тарасов.

Разумеется, несмотря на весь энтузиазм и радость в связи с поистине историческим событием, было немало опасений. Джаз, импровизационная музыка по самой сути своей, - процесс общения, тонкого, невербального взаимодействия, которое немыслимо без максимальной степени взаимопонимания, взаимочувствования, способности уловить и отразить мельчайшие движения и побуждения партнера.

Как скажется многолетний перерыв на этом общении? Не утрачена ли та самая тонкая, в том числе и чисто человеческая связь? Как сами музыканты относятся к перспективе первого после длительного перерыва совместного музицирования? С такими вопросами я с пристрастием приставал к ним перед началом концерта.

"Конечно, тогда наивности, открытий, легкости было больше. Было больше незнания, которое преодолевалось путем познания. Теперь больше ответственности. Нужно - несмотря ни на что - сделать себе неуютно, чтобы в процессе создания музыки прийти к ощущению уюта. Мы всего лишь проводники того знания, которое несет нам музыка", - сказал Вячеслав Ганелин.

"Каждый из нас - часть общего звука. Все, что мы делаем, зависит от умения слышать друга, взаимодействовать друг с другом, не прибегая к привычному аккомпанементу. Я не вижу никакой разницы в том, как мы будем играть сегодня, от того, как мы играли 30 лет назад. Музыка идет к нам откуда-то сверху. Идеалом для меня остается обращенная к Богу Love Supreme Колтрейна", - вторит своему товарищу Тарасов.

Как всегда, немногословный Чекасин выразился просто: "Нам еще есть, что сказать друг другу".

Все трое единодушно сошлись в том, что накопленный за годы раздельной работы опыт лишь обогатит их совместное музицирование.

Концерт

09.jpg
09.jpg (35.77 КБ) 3122 просмотра

Признаться, я ничего не ожидал. Просто не знал, чего ожидать, и не хотел загадывать. Воспоминания о единственном слышанном мною за минувшие 30 лет концерте - том самом, во Франкфурте - были весьма сдержанными.

Здесь же буквально с первых звуков, с торжественно гулкого, почти ритуального ритма литавр, в который сначала вписался мягкий лиричный фортепианный перелив, а затем вкрадчивый, бархатный голос бассетгорна, стало ясно, что звучит превосходная, на уровне лучших концертов 80-х, вдумчивая, глубокая и умная музыка.

Темы органично перетекали одна в другую. Обилие мелодий (вот вам и авангард!), смена настроений, трагизм и лиризм, пафос и юмор, сдвоенные саксофоны Чекасина и электронные переливы Ганелина - в этом концерте было все, за что мы любим трио.

Как и было объявлено, программа уложилась ровно в час. К 60-й минуте Чекасин вновь взял свой уникальный бассетгорн (за весь свой богатый слушательский опыт я больше ни у кого ни разу не видел и не слышал эту редчайшую разновидность кларнета), композиция вернулась к отправной точке и мягко затихла. Даже не на точке, на многоточии…

Затем было три биса. Я ожидал искрометных, остроумных, изобретательных версий джазовой классики: Mack the Knife, Summertime, Too Close for Comfort - которыми трио в пору своего расцвета радовало и одновременно дразнило поклонников мейнстрима. Но ничего знакомого в прозвучавших трех коротких, но не менее остроумных пьесах услышать не удалось.

Уходить из зала не хотелось. Неужели все? Доведется ли когда-нибудь еще услышать этих трех музыкантов вместе?

Что дальше?

Будет ли у этого столь удачного воссоединения продолжение? Этот вопрос занимал многих. Ответа на него ни у кого пока нет. Возраст подпирает: Ганелину в этом году 73, Тарасову и Чекасину - по 70. Все по-прежнему разбросаны, старые обиды далеко не преодолены, а то и вспыхивают вновь. Потребуется, по всей видимости, повод не менее значимый, чем Национальная премия, чтобы заставить их вновь собраться на одной сцене.

Национальное телевидение Литвы снимало весь концерт. Литовская джазовая федерация вела запись. Какова будет судьба этих записей - пока неизвестно.

10.jpg
10.jpg (53.65 КБ) 3122 просмотра

Неутомимый Лео Фейгин приехал со своей съемочной группой. Он пообещал, что к ноябрю, к ежегодному фестивалю Leo Records в Москве, будет готов фильм о ГТЧ. Будем ждать…»
(22 февраля 2017. Александр Кан. Русская служба BBC)

.
Leo125
Сообщения: 1047
Зарегистрирован: 01 дек 2020, 11:04
Откуда: Литва, Вильнюс
Благодарил (а): 295 раз
Поблагодарили: 7863 раза

Re: Ганелин-Тарасов-Чекасин (free jazz, avangard jazz)

Сообщение: # 340Сообщение Leo125 »

Дискография:

1975 Trio Wiaczeslawa Ganielina (Pronit)
1976 Con Anima (Мелодия)
1976 Jazz Jamboree '76 Vol.1 (Muza)
1980 Live in East Germany (Leo)
1980 Concerto Grosso (Мелодия)
1981 Con Fuoco (Leo)
1982 Poi Segue (Мелодия)
1982 Ancora da Capo Part 1 (Live In Leningrad) (Leo)
1982 Ancora da Capo Part 2 (Live In Leningrad) (Leo)
1983 Non Troppo (Enja)
1983 New Wine (Leo)
1983 Vide (live in Moscow 1981) (Leo)
1984 Strictly For Our Friends (live in Moscov 1978) (Leo)
1984 Semplice (Мелодия)
1985 Con Affetto (Leo)
1985 Baltic Triangle (live in Leningrad 1981) (Leo)
1985 Non Troppo (сборник) (Hat Art)
1986 Ttaango… In Nickelsdort (Leo)
1986 Ancora da Capo (запись в Праге 1980) (Supraphon)
1986 A Concert In Moscow (& Mario Schiano) (Free)
1988 Poco A Poco (live in Novosibirsk 1978) (Leo)
1992 San Francisco Holidays (live 1986) (Leo)
1994 Encores (live 1978, 1980, 1981) (Leo)
1995 ...Old Bottles (live 1982, 1983) (Leo)
1997 Ancora da Capo (live in Leningrad & West Berlin 1980) (Leo)
2003 15 Year Reunion (Live At The Frankfurt Book Fair, 2002) (Leo)
2003 Golden Years Of The Soviet New Jazz Volume IV (Golden Years Of New Jazz)
2003 Various ‎– Lithuanian Jazz 1929-80 (Semplice)

Трио Ганелина (без Тарасова и Чекасина):

1987 Inverso (Leo)
1989 Jerusalem February Cantible (Leo)
1989 Opuses (Leo)
1998 Trio Alliance (Leo)
2004 Eight Reflections of the Past Century (Auris Media)
2005 Priority: Live in Germany (Auris Media)
2006 Priority: Live at the Lithuanian National Philharmony Vilnius (Nemu)
2007 Priority: Live In Lugano (Not Two Records)
2010 Priority: Visions (Solyd)
2015 Priority: Solution (For Tune)



.
Leo125
Сообщения: 1047
Зарегистрирован: 01 дек 2020, 11:04
Откуда: Литва, Вильнюс
Благодарил (а): 295 раз
Поблагодарили: 7863 раза

Re: Ганелин-Тарасов-Чекасин (free jazz, avangard jazz)

Сообщение: # 341Сообщение Leo125 »

Проект Владимира Тарасова и Андрея Макаревича "Про..."
Вильнюсский Зал Конгрессов 17 сентября 2017

Leo125
Сообщения: 1047
Зарегистрирован: 01 дек 2020, 11:04
Откуда: Литва, Вильнюс
Благодарил (а): 295 раз
Поблагодарили: 7863 раза

Re: Ганелин-Тарасов-Чекасин (free jazz, avangard jazz)

Сообщение: # 342Сообщение Leo125 »


"...В тот самый первый раз в те первые пятнадцать секунд я еще не понимал, что я слушаю. Были какие-то звуки перкуссии, но я совсем не знал, как играет Тарасов. В конце концов меня не было там, в Восточном Берлине в 1979 году. Тогда еще стояла стена с колючей проволокой, часовыми, собаками и автоматами. Я бы не смог туда попасть, даже если бы услышал об этом концерте. Но я ничего не слышал, и именно для этого и возводилась серая бетонная стена с колючей проволокой. Это был предлог, который не давал глупой английской молодежи интересоваться подобными вещами. Так или иначе, я услышал «Catalogue: Live in East Germany» значительно позже. Я купил виниловый диск с мрачноватой картиной Александра Арефьева на конверте: под затянутым тучами небом слева стоит Стена, а справа высится несколько черных деревьев. На лицевой обложке было написано не «Трио Ганелина», а «Ганелин, Тарасов, Чекасин». Я слушал пластинку, как невежественный странник, отчаянно пытающийся разобрать местные новости. К тому времени, когда я «завис» на этом концерте в Восточном Берлине, я уже был помешан на «Росо-А-Росо» – как на самой музыке, так и на лазерном диске, на котором этот концерт вышел. Но предыдущий опыт не помог разобраться с тем, что происходит в первые секунды «Каталога». Я испытал чувство, похожее на страх. За следующие двенадцать месяцев концерт в Восточном Берлине полностью меня поглотил.

live.jpg
live.jpg (88.29 КБ) 3111 просмотров

Я помню, как осторожно снимал иглу своего старого проигрывателя, снова и снова слушая вступление. Сначала мне казалось, что глухой звук идет от установки Тарасова, который играет сжатую дробь; глухой звук, да, может быть даже электронный. Затем подключается Ганелин, и рояль дает сигнал началу композиции. Но когда зрители хлопают, становится ясно, что источником глухого шума является коллективный голос восточногерманской аудитории. Первые звуки, которые слышны на записи «Каталога», издают восточные немцы. Историческая запись начинается громким диссонансным шумом, будто заранее запланированным. Все последующие годы, когда я слушаю 46 минут «Каталога», именно аудитория определяет настроение. Зрители шумят, галдят, нарушают чопорную атмосферу концерта. Люди словно требуют, чтобы их вовлекли в перформанс и тем самым превратили его в стихию. Все, что происходит в зале, становится интерактивным опытом: слышать – значит быть услышанным.

Вот уже несколько десятилетий я слушаю этот концерт в Восточном Берлине на одном дыхании. Я сменил виниловую пластинку на компакт-диск – да, я знаю, надо было сразу ее поберечь, но поначалу мне было важно слушать весь концерт без перерывов. «Catalogue» состоит из семи композиций, играемых как один непрерывный поток. Я слышу его как единое целое, будто трио Ганелина путешествует по композициям, используя единую импровизацию. Одно выступление, один вечер в Восточном Берлине в 1979 году, а я слушаю его снова и снова. Эта музыка как вращающаяся дверь – она тебя впускает и выпускает, впускает и выпускает.

В начале рояль Вячеслава Ганелина звучит минимально, как будто он пытается уравновесить ударные Тарасова. Оттуда, куда не достают его глаза и уши, из-за гула аудитории он ощущает пульсацию и дыхание предчувствия. Даже саксофон Чекасина в тех первых фразах играет скромно. То, что мы дальше услышим, будет одним из самых сильных музыкальных высказываний, но сейчас оно воспринимается как уязвимость. Однако это не слабость. Давайте называть это честностью. Владимир Чекасин пробует момент, ждет приближения грозы, хотя именно он готов разразиться первым громом. Каждый из трех личностей, составляющих Русский триптих в Восточной Германии, идет на ощупь в темноте, где-то внутри той самой музы, которую они надеются нащупать. Страна живых имеет местом встречи восточную границу.

За первые двадцать минут трио преодолевает огромное расстояние: на отметке 1:45 Ганелин очень похож на Сесила Тейлора, играя на рояле как на перкуссии; в 2:30 трио уже играет в стиле «Blue Note Records» и представляет мистического контрабасиста, который существует только в левой руке Вячеслава Ганелина. В 3:45 Владимир Чекасин устраивает разгул, который можно скорее услышать в знаменитой студии Руди Ван Гелдера в Энглвуд-Клиффс, Нью-Джерси, чем в Восточном Берлине. Ганелин исполняет свое первое настоящее соло, которое длится чуть больше минуты. Так играет только Ганелин. Он уже показал, кто повлиял на его стилистику, но сейчас его виртуозность проходит коротким ключом через весь концерт, как будто он подписывает контракт с каждым, кто пришел их послушать: трио Ганелина здесь совсем не для того, чтобы просто воспроизводить «американу». Это экстраординарная декларация в музыке. К шестой минуте ударные Тарасова описывают цель их выступления. Я надеюсь, что к концу книги я смогу четко изложить, каким великим мастером ударных является этот музыкант. В берлинском концерте его первое вступительное соло на ударных воспринимается так, как будто оно предназначено изложить суть дела. Ибо, что бы вы ни услышали от Ганелина и Чекасина в тот день, в тот самый решающий день, 22 апреля 1979 года, вы слышите это благодаря тому, что ударные открывают дверь в коллективное воображение. Большой барабан стучит настолько быстро, что сердце на такой скорости могло бы разорваться; кроссинги и двойные кроссинги по тамтамам, шипение тарелок, постоянное скольжение палочек по малому барабану – саксофон Чекасина кружит по этому перкуссионному пиршеству, будто черпая от него силу.

Поток звуков меняется. Почти к седьмой минуте Ганелин воспроизводит мелодию из трех нот. Это декларация, заранее продуманная линия, которая удерживает импровизацию, а потом замирает и исчезает. Как будто никто из нас не может просто выйти в космос с завязанными глазами. Как будто печаль нужно признать и спеть без слов. Как будто всегда надо ждать. Прием трио Ганелина в том, что они не торопят момент; в их музыке нет примирения, и мелодия на рояле уступает место реверберации позвякивающих колокольчиков. Звук удара, эхо и его отголоски сливаются воедино. Тонко выбранное позвякивание на фоне низкой барабанной дроби, звон колокольчика, пролетевшего над музыкантами, как будто время может передвигаться, знаменуя крушение старой церкви в ее причастии с мертвым ночным божеством, давно лишившимся божественной силы.

Я признаю, как все мы в определенные периоды нашей жизни, что дорисовываю картину того, что происходило за многие километры от меня, в месте и времени, в которых я принял участие благодаря записи, контрабандой вывезенной из страны. И я возвращаюсь к этой записи, чтобы ощутить всю глубину музыки, чтобы услышать ликующую, бушующую аудиторию, укрывающуюся от десятилетия диссонанса. По сути дела, вся музыка такова: если достаточно долго ее слушать, дыхание нот приобретает личностный характер, который придает им каждый слушатель. Такое бывает даже с музыкальным джинглом к банальной рекламе. Однако дело не в этом. Я стремлюсь добраться до главной артерии, до движения сердца к остальным частям тела; великая музыка способна увлекать за собой и поддерживать род человеческий. «Catalogue» – исключительная музыка, усиленная как обстоятельствами, так и силой исполнения, да и просто силой своего местонахождения. Если достаточно долго слушать эту музыку, дыхание нот приобретает не только личностный характер каждого слушателя, но и целенаправленность, которая усиливает коллективное сознание. Я больше не предлагаю ясных ответов на серьезные вопросы, волновавшие меня всю жизнь, – так же как не предлагали их Ганелин, Чекасин и Тарасов в 1979 году, когда они заворожили Восточный Берлин своим появлением. Но я все-таки кое-что слышу; слышу то, что приобретает все большее значение по мере того, как я становлюсь старше и прохожу через вехи собственной жизни. Без преувеличения, я могу вызвать дух «Love Supreme» Колтрейна. «Catalogue» – это потрясающая драма, и сейчас я слышу это яснее, чем раньше. Трехстороннее проникновение в центральную доктрину духа времени.

Когда я впервые прильнул ухом к долгоиграющей пластинке, первый удар колокольчика пришелся на середину первой стороны. Все, что идет на первой стороне дальше, является следствием этого удара: трещотки, глухая пульсация ударных, мельчайшие деликатнейшие звуки от одного музыканта к другому – все это, бесспорно, музыка ГТЧ. Когда Ганелин начинает выстраивать ответ на рояле сквозь перкуссионную ткань Тарасова, Чекасин тайком, ненавязчиво ведет свою партию, словно предлагая целый набор вариантов. Пожалуй, его игра не громче полета мухи.

К тому моменту, когда Ганелин начинает играть смычком на электрогитаре, которая лежит на крышке рояля, Владимир Чекасин успевает сменить саксофон на кларнет. Звук вступает в противоречие с инструментами. Скрипичный смычок извлекает электрический звук из гитары, в то время как кларнет вызывает в памяти красоту игры Эрика Долфи. Трио находится в огромной творческой пещере в величественной изоляции; вдали от политических событий, вдали от шума аудитории, вдали от неизбежного прагматизма, который станет их пропуском «за бугор»; вдали от мелодии Хендрикса (случайное совпадение или сыграно сознательно?). В этот момент «Catalogue» достигает критической точки и становится освобождением. Чекасин играет лучшее соло всей своей карьеры. Как для Джона Колтрейна эталоном служит исполнение «Chasin’ the Trane» в клубе «Village Vanguard», так и для Чекасина меркой станет его выступление в Берлине. Хотя откуда мне знать? Может, это его совершенно не волнует. Может, для него тот день – просто знаменательная дата, которую не обязательно вспоминать. Но для меня на этой записи она остается вехой. Я слышу, как Чекасин втягивает воздух в легкие и выталкивает его через саксофон, и звук обволакивает мою комнату.

live1.jpg
live1.jpg (61.89 КБ) 3111 просмотров

И как будто разверзаются небеса. Именно поэтому я отказался от долгоиграющей пластинки и перешел на CD. Я был в полном отчаянии: мне нужно было слышать лавину звуков перед началом гигантского соло Чекасина на двух саксофонах. Меня злило, что приходится вскакивать с места и переворачивать пластинку. А теперь чекасинский тенор-саксофон начинает триумфальное соло одновременно с плюющимся альт-саксофоном, в то время как Ганелин и Тарасов царят в вышине, непрерывно перемещая сгустки мелодии и ритма и позволяя им висеть в воздухе, словно пелене дождя, накрывающей мрачную республику. К 29-й минуте трио как бы вступает в новую страну, чтобы освоить новый язык. Три минуты спустя они отходят от края пропасти; аудитория аплодирует и требует музыки, но никто и не желает останавливаться, особенно три музыканта на сцене. Теперь они играют тему, похожую на «Росо 4». С этого момента настроение меняется. Все тот же Чекасин исполняет призрачную мелодию на флейтах. Кто он? Фавн, аккомпанирующий на свистульках своему танцу, или сфинкс, загадывающий загадки своей музыкой? А тут подключается и Тарасов со своими шипящими тарелками, как будто их нужно охладить, а Ганелин играет на препарированном рояле, превращая мелодию в африканский танец. И именно в тот момент, когда слушатель полностью опутан паутиной юмора, простодушия и мистики, сцена превращается в нечто новое – старые как мир, избитые, грубо отрезвляющие звуки электрогитары, которая мирно лежала на крышке рояля. Эльф преображается в панка. В мгновение ока трио превращается в электрогруппу – Weather Report никогда не поднималась до таких абстрактных высот. Попади на этот концерт Jimi Hendrix, он нашел бы для себя новое направление, которое давно искал, а Soft Machine, попав в этот жар, могла бы немножечко закалиться. Мы все должны отдать должное Карлхайнцу Штокхаузену за его электронику, несмотря на его праздную болтовню. Но трио Ганелина, уничтожив все учебники, своим «Каталогом» буквально сметает и убедительно превращает в прошлое звук, который называется «завтра».

На 43-й минуте Чекасин играет на теноре одну повторяющуюся фразу, с каждым разом все выше. Еще выше. И еще. Позади него соотечественники создают мощный вой на электроперкуссионных инструментах. Кажется, что это никогда не прекратится. Одно за другим крещендо. Трио Ганелина – Русский триптих, абсолютный и обнаженный. Финальные моменты «Каталога» превращаются в воющую сирену (замаскированный саксофон). Даже сейчас, после всех этих лет, пронзительный вой накрывает музыку. Продолжение невозможно. И все же Ганелин, Тарасов и Чекасин не сразу покидают сцену. Как и в начале концерта, аудитория возвращает аплодисменты исполнителям. Это круговой ритуал, возникающий из непреклонного стремления музыкантов к креативности и признания публикой того, что засвидетельствованное действо поставило их в новую ситуацию. Пути назад нет. «Live in East Germany» – «запись такая живая, она никогда не умрет», как сказал в нашу прошлую встречу мой друг Лео Фейгин. И когда я пишу эти строки, я уверен в его правоте. Нужно было долго слушать «Catalogue: Live in East Germany», чтобы правильно понять то, что происходило в тот день. Сейчас, в 2017 году, я пишу эти слова потому, что тогда не сумел до конца оценить, почему содержание этого концерта настолько ошеломило и меня, и тысячи других любителей этой музыки. «Каталог» хвалили и ругали, но оба лагеря его не поняли.

В 1980-х годах в Англии такие критики, как Джон Фордам, Дейв Гелли и Чарльз Фокс, дали положительную оценку «Каталогу» и последующим записям Ганелина. Но не следует забывать, что к тому времени, как трио Ганелина начали упоминать в английской и европейской печати в связи с новыми релизами «Leo Records», термины «новая музыка», «фри-джаз» и «авангард» уже представляли собой поле битвы музыкальных критиков. Недоброжелатели, выливающие ушаты грязи на трио Ганелина (я даже не буду называть имена этих невежд), превратились в настоящих мастеров дезинформации по отношению ко всему, что имело хоть какое-то отношение к джазовой импровизации. В четвертой главе я намерен исследовать эту область более подробно, но пока, чтобы избежать путаницы, необходимо подчеркнуть: трио Ганелина никогда не отвергало американского джаза, но их также нельзя назвать сторонниками фри-джаза.

Комментаторы обоих лагерей считали, что Ганелин, Тарасов и Чекасин привезли на Запад импровизационную музыку, исключительно русскую по духу, а потому антиамериканскую. В статьях замелькали слова, обыгрывающие значение и употребление слова «free» – «свободный». Некоторым западным журналистам было удобно смешивать метафоры политической и музыкальной «свободы». К 1979 году концепция свободной импровизации повсеместно считалась средством обойти предвзятую формальную композицию и отказаться от тональности, ритма и/или структуры. Другими словами, музыка стала «открытой» и давала возможность всем участникам спонтанно общаться в интерактивном звуковом поле. Я мог бы привести массу примеров, но ограничусь только одним, а именно пластинкой Spontaneous Music Ensemble под названием «Karyobin», выпущенной на десять лет раньше «Каталога». В ансамбле играли Джон Стивенс, Дерек Бейли, Эван Паркер, Кенни Уилер и Дейв Холланд. Каждый из этих музыкантов служил катализатором, и каждый принимал собственные решения на перекрестке «свободной музыки». К моменту своего выхода в 1968 году «Карёбин» вовсе не был первым альбомом в стиле «free». Я ссылаюсь на него только потому, что в моем понимании это классическая пластинка, идеально определяющая искусство импровизации во всех смыслах. И конечно же, ее записали музыканты, игравшие джаз. Главная ошибка критиков и специалистов состояла в том, что они путали понятие фри-плеинга с понятием абстрактной нотированной композиции. «Catalogue» трио Ганелина и «Karyobin» Spontaneous Music Ensemble едва ли могли быть более разными, но на поверхностном уровне они звучат так, словно построены на общей идее. В «Карёбине» нет иного плана кроме того, который воспроизведен в процессе игры. Там нет никакой заранее оговоренной структуры. Это очень тонкое исследование реагирования и принятия решений. Ухо слышит, как пытливые музыканты принимают сиюминутные решения.

Хотя в «Каталоге» импровизации отводится высокое место, как и во всех прочих работах трио Ганелина, но там чувствуется намерение «играть по плану». Это импровизация, вытекающая из заранее разработанных структур, или сюит по терминологии Ганелина. Однако сюиты/структуры придуманы не для того, чтобы им жестко следовать: результат всегда будет не похожим на предыдущий.

В течение первых нескольких минут концерта в апреле 1979 года структура принимает форму, которую я ранее назвал «Blue Note Record groove». В 1960-х американская фирма «Blue Note» стала известна как прибежище хард-бопа (Арт Блейки, Хорас Силвер, Ли Морган). Она также выпустила классический новый джаз таких музыкантов, как Эндрю Хилл, Эрик Долфи и Орнетт Коулмен. Одно из многих чудес трио Ганелина состоит в их коллективной способности не терять связи с джазом, в то же время исследуя комбинацию формы со спонтанной импровизацией, не зависящей от источника. Трио – волшебники звука, но не традиции. После стремительных выступлений группы на Западе многие писали, что она не имеет ничего общего с американским джазом. Нет сомнения в том, что трио привнесло в музыку сложную новизну, но Ганелин, Тарасов и Чекасин никогда не стремились отказаться от джазового ярлыка; традиция существует не для того, чтобы ей следовать, но она должна быть достаточно сильно выражена, чтобы выдержать вес поисков будущего. Начало «Каталога» – потрясающий пример знания музыки Джона Колтрейна, Орнетта Коулмена и Сесила Тейлора, которой не дали возможности остаться таковой. Эти влияния вкраплены в музыку ГТЧ, и они чувствуются в берлинском воздухе. Трио Ганелина не видело никакой необходимости подражать, но это не значит, что они отрицали мощнейшее влияние джазовой классики. Сила «Каталога» в том, что музыка здесь возникает из ничего, демонстрируя собственный набор технических приемов и эмоций. Слушайте эту музыку, и по мере того как исполнители выстраивают коллективный звук, вы проникнете во внутреннюю гармонию трио. Никакие стены не способны сдержать великую музыку, где бы их ни строили..."
(Стив Дэй - Слушая трио Ганелина. Русский триптих)
Leo125
Сообщения: 1047
Зарегистрирован: 01 дек 2020, 11:04
Откуда: Литва, Вильнюс
Благодарил (а): 295 раз
Поблагодарили: 7863 раза

Re: Ганелин-Тарасов-Чекасин (free jazz, avangard jazz)

Сообщение: # 343Сообщение Leo125 »



В 1974 году на киноэкраны многонациональной страны – СССР – выходит музыкальный фильм, снятый на Литовской киностудии «Чертова невеста» («Velnio Nuotaka»), снятый по мотивам повести литовского автора К.Беруты «Мельница Балтарагиса». Режиссер фильма А. Жебрюнас. В главных ролях весь цвет литовского кино той поры: В. Майнелите, Г. Гирдвайнис, Р. Адомайтис, Б. Бабкаускас. Музыку к фильму написал замечательный композитор и известнейший джазовый музыкант, проживающий в то время в Литовской ССР – Вячеслав Ганелин. Но прежде, чем вышел фильм, в 1972-1973 годах В.Ганелиным была написана рок- опера «Чертова невеста», ставшая задолго до «Орфея и Эвридики» первой в СССР рок-оперой (!!!), которая и была положена в основу одноименного фильма.

В основу сюжета положена извечная борьба добра со злом. Есть старинная легенда. Ангелы на небе взбунтовались против господа и были сброшены с небес. Так завелась на земле нечистая сила. Одного такого падшего ангела мельник Балтарагис вытащил из озера. Час Пинчука (так зовут беса) еще пробъет, когда у мельницы зазвучит звонкий голос синеглазой Марцеле. Влюбленный Балтарагис созывает на свадьбу всех. Ему безразлично – чистые или нечистые поют и пляшут, все должны быть пьяны и счастливы в этот день.

А дальше неумолимо действует заклятье. Марцеле внезапно умрет, Балтарагис останется один с дочкой Юргой, но дочь обещана дьяволу. Напрасно он будет хитрить и изворачиваться, тщетны его попытки перехитрить князя тьмы, хоть и подсунут Пинчуку старую деву Уршулу. А суженный Юрги – юный Гирдвайнис тем временем мерит поля, луга, холмы и болота в поисках пропавшего табуна. Сгорит в бане отчаянный сорвиголова – конокрад Раупис, как не печально, сойдет с ума Юрга. Хоть и преображает любовь Пинчука, очеловечивает его, в финале разъяренная толпа топит его. Все дело в средневековом поверье: пойдет ко дну – человек, не пойдет – нечистая сила. Пинчук тонет. Эта повесть о любви «бесовского отродья» к земной девушке и отважном поединке простого деревенского парня Гирдвайниса с темными силами зла утверждает красоту и силу земного счастья и земной любви.

Вашему вниманию представляется первая в СССР рок-опера «Чертова невеста», записанная в 1976 году, как саундтрек к кинофильму. Поют: Юрга-А.Хоментаускене, Балтарагис-В.Малинаускас, Гирдвайнис-В. Кярнагис, Уршула-Б.Дамбраускайте, Пинчук-Ю.Рупша, Марцеле-Т.Чумичева. Учавствуют - Каунасский Государственный хор, дирижер-П.Бингялис, симфонический оркестр Государственной филармонии, дирижер-Ю.Домаркас. Записано на литовском языке. Вся рок-опера разбита на треки, которые очень связаны между собой и вытекают один из другого, поэтому, если вы хотите иметь полное представление о произведении, то я советую скачать все целиком. А для тех, кто хочет получить удовольствие от красоты музыки и исполнения, рекомендую прослушать треки под номерами 8(!), 11(!), 12(!), 27, 30, 39(!), 42, 47. Лично я, вот уже 30 лет твердо уверен в том, что это музыкальное произведение является одним из лучших из созданного во времена советского периода!

В 2003 году году записан более современный вариант, с другими исполнителями. Этот вариант здесь.

(Статья из музыкального блога портала "Спроси Алёну")
Leo125
Сообщения: 1047
Зарегистрирован: 01 дек 2020, 11:04
Откуда: Литва, Вильнюс
Благодарил (а): 295 раз
Поблагодарили: 7863 раза

Re: Ганелин-Тарасов-Чекасин (free jazz, avangard jazz)

Сообщение: # 344Сообщение Leo125 »



"...Давайте начнем эту главу в некотором отдалении от «Ancora Da Capo» – я по-прежнему нахожусь в поисках контекста. В 1961 году трио Ганелина еще не существовало, но это не значит, что 1961 год не стал важным годом в их судьбе. Это был очень важный год и для России. В июне Рудольф Нуреев, двадцатитрехлетний солист Кировского балета, перебежал на Запад во время своих первых гастролей в Париже. Немного раньше, 12 апреля того же года, русский космонавт Юрий Гагарин стал первым человеком, вышедшим на космическую орбиту. Он оставался там чуть менее двух часов – совсем недолго по сегодняшним стандартам, но достаточно, чтобы облететь земной шар. Эти два события борются друг с другом за место в истории. Балет и космос – между ними нет ничего общего. Нуреева, вне всякого сомнения, можно назвать одним из величайших танцоров ХХ века. Благодаря изумительному таланту и яркой личности он был в 1960-х у всех на виду. Его имя не сходило с первых страниц газет. Это явно раздражало КГБ, который к тому же не сумел предотвратить его бегство на Запад и, что не менее важно, держать его подальше от средств массовой информации.

Трио Ганелина возникло ровно через десять лет после побега Нуреева на Запад и полета Гагарина в космос. Оба эти события имели последствия и для музыкантов. Побег Нуреева означал, что Кремль предпримет все возможное, чтобы предотвратить подобные инциденты (хотя в 1974 году гэбэшники «проморгали» побег еще одного солиста балета – Михаила Барышникова). Для справки, первое выступление трио Ганелина за пределами России состоялось в 1976 году на варшавском фестивале «Jazz Jamboree», но в то время в Польше тоже был своего рода железный занавес. Факт в том, что, когда Ганелин, Тарасов и Чекасин выступали в Западном Берлине со своим первым историческим концертом на Берлинских джазовых днях 29 октября 1980 года, их сопровождали сотрудники КГБ, которые должны были проследить, чтобы кратковременное пребывание трио на Западе не стало постоянным. Как в случае с Юрием Гагариным. Космонавт улетел от России дальше всех, но определенно должен вернуться к родине-матери. Как и Нуреев, Гагарин привлек внимание мировой печати – о нем узнал весь мир. И как только трио Ганелина выступило на Берлинских джазовых днях, они тоже обрели известность за пределами железного занавеса.

«Ancora Da Capo» является такой важной записью потому, что музыка, захватывающая и необъятная, ставит трех музыкантов в особое положение: их искусство сметает все границы. В «Путеводителе по джазу» Кука и Мортона, вышедшем в издательстве «Пингвин», «Ancora Da Capo» без обиняков называют шедевром. Это очевидно уже после первого прослушивания, но здесь важно особенно подчеркнуть: Ричард Кук и Брайан Мортон назвали альбом, потому что джаз – это не Новый Орлеан, не Чикаго и даже не тускло освещенный Сохо. Джаз – это не набор ярлыков «диксиленд», «мейнстрим», «бибоп», «фри-джаз» и так далее. Джаз – это континуум; он откуда-то пришел и куда-то идет, и в данном случае он пришел из России.

Ancora_1997.jpg
Ancora_1997.jpg (116.86 КБ) 3107 просмотров

Значение «Ancora Da Capo» простирается далеко за пределы «джазовых» похвал. Его структура – два трека, часть 1 и часть 2; первая записана в Ленинграде в ноябре 1980 года, вторая в Западном Берлине несколькими неделями ранее, – имеет решающее значение. Шедевр получился благодаря изменчивым обстоятельствам. Десятью годами ранее в заголовки новостей попали Нуреев и Гагарин, теперь – трио Ганелина, а еще через девять лет там окажется Берлинская стена, которую снесет время перемен.

Презентация двух выступлений трио на одном диске предвосхищает падение Стены, ведь даже в 1980 году ее иногда удавалось преодолеть. Конечно, можно проводить разные исторические параллели, но главное доказательство заключается в музыкальной интриге. Искусство импровизации и композиции, с какой бы стороны от границ оно ни практиковалось, готовит для нас ловушку.

Когда я пишу эти слова, я слышу голоса людей, которые могут возразить, что абсурдно связывать выступление трио Ганелина на Западе с такими монументальными событиями, как полет в космос или падение Берлинской стены. Но эти люди не слышат того, что слышу я. Более того, они не слышат того, что услышал Лео Фейгин и любители джаза в Западном Берлине в тот судьбоносный вечер в октябре 1980 года. Там поистине исследовалось пространство, хотя никто не покидал планету. Уже не требовались средства массовой информации, а трещины, благодаря которым падет Стена, были заложены в самой музыке. Звук и пространство, исследуемые в произведении «Ancora Da Capo», находились по обе стороны от границы Ленинград, Петроград, Санкт-Петербург; места, как и люди, носят разные имена, и по разным причинам. 15 ноября 1980 года, когда на ленту записывался альбом «Ancora Da Capo», город все еще назывался Ленинградом. Одиннадцать лет спустя ему вернули первоначальное имя – Санкт-Петербург. Долгое время запись концерта в Западном Берлине было невозможно достать. Поэтому сначала на виниловой пластинке выпустили живое выступление в Ленинграде. Я очень рад, что у меня есть оба издания. «Ancora Da Capo» в Ленинграде – потрясающий концерт.

Обе части «Ancora Da Capo» начинаются звуками трещотки и заканчиваются продолжительным крещендо, настолько интенсивным, что может заложить уши. «Ancora Da Capo»/Берлин имеет такую же структуру, но абсолютно другое наполнение и конец, который обходит финальное крещендо и завершается танцем. Этот танец, быть может, замышлялся формально, но я так не думаю. Я уверен, что в последних минутах каждой версии содержатся ключи к пониманию взаимоотношений музыкантов. Но об этом позже.

Ленинградский концерт, хоть и записанный после берлинского, – первый трек на CD. И трещотки, которыми начинается концерт, могли быть африканским посланием, исходящим из сердца России. С таким посланием мог бы выступить Дон Черри, исполнявший африканскую музыку в Копенгагене в конце 1960-х годов после его дезертирства из Америки, когда он играл на карманном корнете с Орнеттом Коулменом и изменил композицию «The Shape of Jazz To Come». Но это не Дон Черри. Это трио Ганелина образца 1980 года в Ленинграде. Они приехали не для того, чтобы изменить название города, а для того, чтобы изменить музыку, которую будут слушать их почитатели. Это новая Россия.

trio.jpg
trio.jpg (71.69 КБ) 3107 просмотров

Трещотка – как шорох ползущей в траве змеи. У Владимира Чекасина два саксофона, на которых он играет одновременно, деревянная флейта и бас-кларнет. В этом триптихе он шут; «Da Capo» блещет юмором изнутри. Что делать с человеком, который раздувает меха, извергающие огонь? 15 ноября 1980 года трио Ганелина не идет на поводу у зрителей. Змея в траве продолжает шуршать, но они не дают ей сбежать. Вячеслав Ганелин умудряется украсть на рояле кусочек фразы у Телониуса Монка из его «Raise Four», но не продолжает тему. Вместо этого он играет на перкуссии, как бы сопровождая мелодию, которая звучит в его голове. Все это время Тарасов царствует на ударных. Он не просто держит ритм, он становится ядерным реактором. Звук трещотки продолжается до тех пор, пока у Чекасина не остается другого выхода, кроме как начать играть. Он выдавливает воздух через саксофон так, будто ищет частички кислорода.

Даже на этой ранней стадии выступления медленное развертывание части 1 «Ancora Da Capo» продумано архитектурно; нарастает ожидание, когда каждый из участников заиграет полным звуком. Теперь трио совершенно открыто; начать выступление с перкуссии – все равно что выйти перед публикой голым. Техника не имеет ничего общего с репетицией или тренировкой. Все зависит от личных мотиваций. Когда перкуссионный эпизод постепенно переходит в слияние трех отдельных инструментов, создается впечатление, что Ганелин, Тарасов и Чекасин достигли высшей точки. Теперь они просто вынуждены идти вперед, как поступают все остальные. В Ленинграде они платят дань джазу, в то время как за месяц до этого в Западном Берлине это оказалось ненужным.

Слушая вступление в «Ancora Da Capo» в течение нескольких десятилетий, я пришел к выводу, что архитектура, сооружение этого варианта части 1 звучит именно так, потому что сюита была озвучена после части 2. Всегда считалось, что часть 2 является более законченным произведением. Конечно, все зависит от того, что почувствует слушатель, но для меня критически важно, что часть 1 выросла из части 2, а не наоборот. Первые шесть минут части 1 достигают наивысшей драмы и играются с полным осознанием того, чего трио Ганелина как Триптих уже достигло в Западном Берлине месяцем ранее. Нет ни желания, ни необходимости повторять берлинский успех. Часть 1 – это всего лишь эпизод части 2, который, по сути дела, затем связывает обе половины, укорачивается и возвращается в единое целое в «разминированном» виде. Мы, вероятно, слушаем абстракцию, которую можно сравнивать с тем, что они сыграли на Западе. Я не утверждаю, что решение принималось заранее. Я даже сомневаюсь в этом, однако в 1980 году Вячеслав Ганелин, Владимир Тарасов и Владимир Чекасин искали великих приключений. Их нельзя находить постоянно, сочиняя все новые и новые абстракции. Им пришлось импровизировать, а этого нельзя добиться, сидя за письменным столом. Успехов добиваются активным выступлением на сцене. ГТЧ должно было выйти на сцену и предстать перед зрителями.

Секрет монументального успеха группы в том, что музыканты встретились в такой период жизни, когда каждый из них знал, что может играть новую музыку в определенных рамках (бутылках, структурах – называйте как хотите). Часть 1 и часть 2 «Ancora Da Capo» – не варианты одного произведения. Но музыка, которую мы слушаем, выросла из этой структуры. Обе части совершенно разные не только потому, что они сымпровизированы, но также потому, что в Ленинграде и в Западном Берлине музыканты хотели сказать разные вещи. Может быть, у них были и совершенно разные цели. То, что говоришь своим соотечественникам, это совсем не то, что скажешь незнакомцам, особенно тем, которые потенциально могут стать друзьями.

Конец части 1 начинается задолго до финальной ноты. Я не могу назвать ни одного развернутого джазового произведения, в котором окончание задумано в его сердцевине. Я не хочу сказать, что трио Ганелина приготовилось закончить раньше времени, ни в коем случае, но заключительные моменты неизбежно присутствуют уже в середине, поскольку то, что исходит от этих трех отчаянных музыкантов, – крайне экстремальная музыка. Уже совершенно ясно, что она не может продолжаться. В чем-то в Ленинграде приходится уступить.

На 12-й минуте слышны шарканье и шум. Как будто аккорд берут кулаками. Звенят тарелки, шипит листовой металл, металлом режут металл, свистят пули; сигналы, звуки гнутся в реальном времени. На 17-й минуте Чекасин обрушивается на каллиграфически отработанные звуки перкуссии. Он переключается на кларнет и снова возвращается к саксофонам. В этот момент трио стабильно, широко открыто, но все-таки компактно благодаря взаимопониманию. Триптих играет в своем ключе. Это синтез нового джаза в новом мире, признание того, что играли в Америке, Европе и, в случае трио Ганелина, в самом сердце Сибири. В течение двух минут Владимир Чекасин переходит на бас-кларнет, Слава Ганелин играет смычком на гитаре и подключает электронику. Перкуссии похожи на серебристую рябь.

На 26-й минуте Ганелин исполняет классическое соло на рояле, искристое, соблазнительное. Мог бы получиться приятный вечер. Но это только кажется. Трио Ганелина приехало издалека совсем не для того, чтобы ублажать соотечественников. Музыканты не презирают традицию, просто сегодня ее нет в меню. На 29-й минуте Чекасин врезается тенор-саксофоном. Это длится недолго, поначалу кажется, что он удалился. Но он возвращается и снова уходит. Слава Ганелин продолжает играть; слышны аккорды, мелодия, и вдруг Чекасин взрывается саксофоном, искажая звуки. Ему не остановиться. Как будто джинна поместили вовнутрь циркулирующего звука, который кружит, кружит и кружит. Кружащийся шум, нот не разобрать. И вдруг они проявляются, вращающиеся и кувыркающиеся в рычащей лавине грома. Музыканты не могут выбраться из этого круговорота. Взлет и падение, взлет и падение, чудо музыки, когда она переходит всякие границы и впадает в искусство неистовства. Финал неизбежен, всего 37 минут и шокирующее забвение. Конец приключения. Это Ленинград, и мы снова за железным занавесом. В Западном Берлине было по-другому. Здесь все игралось для удовольствия публики.

Начало, самое начало второй части такое же, как в первой. Трещотки, шелест, сотрясение воздуха; клавишные нащупывают ритм. По крайней мере тот момент, вхождение, они совершают вместе. Но он быстро заканчивается, потому что Владимир Чекасин не может ждать. Он уже играет партию, которую приготовил для Берлина. Это его собственный словарь, но музыканту нужно опробовать его в новой обстановке. Короткие всплески на рояле, разбрасывание нот. Чекасин сеет семена Бёрда. Так звучит Чарли Паркер – здесь, на Западе. Но Чекасин не собирается играть бибоп. Короткими всплесками он выстраивает линию на фоне бита, который слышит у Тарасова. Трио здесь для того, чтобы облагородить слух; в течение нескольких минут Ганелин переходит на бассет – короткий электрический двухоктавный клавишный инструмент, который звучит как контрабас. На этот раз Славе не нужно обеспечивать глубину звука, его бассет шипит, искрится, потрескивает – и ныряет в самые басы. На короткое время Чекасин переключается на скрипку в стиле Орнетта Коулмена. Кладет на стул свой хорошо разыгранный саксофон и тянется за скрипкой. Он играет смычком длинные, глубокие и энергичные фразы, извлекает из скрипки то, что ему было нужно, и снова кладет ее на стул. Едва ли он будет использовать скрипку снова, но он взял ее неспроста. Она нужна, чтобы придать краску и поддержать поток звуков; чувства заполняют неисследованное пространство и проверяют температуру. Скрипка дает встряску, обеспечивает дополнительный звуковой трамплин.

А Владимир Тарасов держит дребезжащий четырехтактный ритм. Удар, встряска и шипение. Весь акцент на малый и большой барабаны. Как удар по натянутой бумаге. Щелк. Затем внезапно Ганелин начинает играть соло одной рукой. Если звуком можно нарисовать картину, то это был бы пейзаж. Некоторое время трио удерживает «квадрат». То, что началось как предварительное знакомство с новой аудиторией, быстро превратилось в концепцию и нашло знакомые очертания. Но чтобы добиться этого, трио выполняет работу за шестерых. Вячеслав Ганелин, Владимир Тарасов и Владимир Чекасин требовательны к аудитории, зато взамен заряжают энергией друг друга. Сравните в этот момент обе части. Через несколько недель в Ленинграде трио Ганелина снова продемонстрирует искусство «перемешивания карт». А здесь, в Западном Берлине, они полны решимости представить более широкую картину, они не могут себе позволить размышления. К девятой минуте Чекасин должен совершить прорыв. Это эгоистический акт. Да, будь что будет. Его саксофон визжит, дрожит, но затем быстро обретает контроль. Это было бы почти дерзко, если бы не подходило к настоящему моменту.

Последующий фрагмент демонстрирует духовное единство Чекасина и Тарасова. Они кружат и парят в унисоне импровизации и параллельном развитии фраз. Ганелин закачивает рояль и электронику между ними, в то время как его коллеги сближаются теснее и теснее друг с другом. Это не дуэль. Никто не сражается, они играют в унисон. Никто не пытается сбить друг друга, но в то же время это стремительный альянс; саксофон и перкуссии несутся к точке, которая не помечена ни в каких нотах. Если и был момент, когда западногерманская аудитория признала трио Ганелина исключительной группой, то он наступил именно тогда. Зрители стали свидетелями чуда. Они уже услышали то, чего не могли услышать нигде. Чекасин и Тарасов уже раскатали красный ковер и с громом несутся по нему. Слава Ганелин ждет; есть еще немного времени. Но не рассчитывайте, что этот гениальный человек, Ганелин, собирается просто играть аккордами.

Западный Берлин – это не Бродвей, но и октябрь 1980-го – это не «Cabaret». И дальше Тарасов бросает палочки и берет щетки – переход такой же естественный и логичный, как у Джорджа Гершвина. Ганелин играет соло, пронизанное таким утонченным блюзом, что его можно принять за Арта Тэйтума. Русский триптих будто говорит Западу: всего за пять минут мы вернем вам то, что, по-вашему, принадлежит вам, но на самом деле является общественной собственностью. Свинг. Это не пастиш. Трио играет свое прошлое, как и чье-то еще, но самое главное в том, что оно аутентично. Все, кто находится рядом с их музыкой, – русские, европейцы, многочисленные этнические группы, населяющие Америку, – не могут не заметить модуляций блюза в ганелинских импровизациях. В Западном Берлине, конечно, заметили. Но шаг за шагом Ганелин, Тарасов и Чекасин деконструируют момент. Фокус в том, чтобы взять из него самое лучшее, что Чекасин и делает. Мне нравится эта интерлюдия. Иногда саксофонист использует теорию большого взрыва, чтобы сменить направление, но здесь он идет другим путем. Все дело в нюансах и тонких намеках – сырой скрежет, а затем изящная мелодия, которая выкарабкивается из свинга. Снова переключение. Электронное одеяло окутывает всех трех музыкантов, и Ганелин представляет новое настроение, которое ближе к пионерам немецкого рока вроде Can или, может быть, английскому Henry Cow.

Я упоминаю разные группы, потому что иногда это помогает. С другой стороны, то, что происходит на сцене Западного Берлина в октябре 1980-го, находится в ином мире по сравнению с любыми группами. С этого момента трио Ганелина играет уникальную музыку, на которой строится вся часть 2. Остаются финальные 10 минут, река разливается и с грохотом несется через пороги, стремясь к морю. Все это время Владимир Тарасов изобретает новые и новые ритмы. Трио наэлектризовано, оно на пороге финального прорыва их первого живого выступления в западном мире. Это потрясающе: три музыканта на краю пропасти, ударные разбрызгивают многоступенчатые ритмы, под ними рояль, постоянно изменяющий ход музыки. Саксофон / голос / дыхание стонут, хрипят, кричат. Но все компоненты подходят друг другу, переливаются каскадами и достигают крещендо. Контроль исполнителей невероятен. Когда они вдруг разражаются танцевальной мелодией, пикируют и замирают на несколько тактов, напряжение достигает предела. И Тарасов снова делает брейк, буквально пробивая себе путь к затяжному финалу. Западный Берлин разражается аплодисментами; первый концерт трио Ганелина на Западе окончен.

Лео Фейгин рассказывал мне о том вечере много раз. При воспоминании о нем глаза Лео зажигались, и мне становилось ясно, что его последующая жизнь в какой-то мере основывалась на том опыте. Конечно, это был исторический концерт. Музыканты знали, чего хотят добиться, и их план с блеском реализовался.

Но есть еще более ранняя запись «Ancora Da Capo». За две недели до выступления в Западном Берлине участники трио были в студии «Mozarteum» в Праге. В середине 1980-х чешская фирма «Supraphon» выпустила долгоиграющую пластинку пражской сессии. Качество записи великолепное. Первая сторона называется «Часть 1», вторая – «Часть 2», что привело к большой неразберихе. Как кажется, на этом альбоме содержится целое выступление, а не две разные части. На первой стороне – похожий, но не идентичный звуковой ландшафт с первой частью в Ленинграде, выпущенной «Leo Records». Вступление трещоткой, Ганелин цитирует риф из композиции Монка «Raised Four», – но после этого трио идет другим путем. Пражская «Ancora Da Capo» не стремится к кульминации, подобно концертам в Ленинграде или Западном Берлине, но вместо этого идет окружным путем и заканчивает точно так же, как начинала. В Праге трио Ганелина завершает запись шепотом.

Ancora_1985.jpg
Ancora_1985.jpg (59.19 КБ) 3107 просмотров

Финал имеет огромное значение. В Ленинграде и (снова) в Западном Берлине последние минуты «Ancora Da Capo» представляют мощную встряску. Где-то между 13 октября в Праге и 29 октября в Западном Берлине трио Ганелина переиграло структуру сюиты, чтобы она финишировала крещендо. Эта структура сохраняется в Ленинграде. «Ancora Da Capo» – это путешествие от трещотки до рева. Вячеслав Ганелин, Владимир Тарасов и Владимир Чекасин подошли к моменту, когда им уже не нужно было исследовать. Им нужно было разбудить собственных призраков. Другими словами – снова и снова быть услышанными.

Мне кажется, называть «Ancora Da Capo» двухчастной сюитой не совсем верно. Два исключительных выступления, задокументированных фирмой «Leo Records» в Ленинграде и Западном Берлине, не являются, по сути дела, двумя частями единого целого, а остаются разными импровизированными вариантами структуры «Ancora Da Capo». Откуда я знаю? Мне говорят об этом мои уши. Точнее не скажу – просто я так слышу. Выступления в Ленинграде на фестивале «Осенние ритмы» можно назвать подарком судьбы. Трио Ганелина было единственной русской группой, которую регулярно приглашали каждый год на этот престижный фестиваль. И они приезжали, но не для того, чтобы повторяться, а чтобы играть каждый раз по-новому. Именно это они и сделали, когда отправились в Западный Берлин..."
(Стив Дэй - Слушая трио Ганелина. Русский триптих)
Ответить

Вернуться в «Литва»